21 Декабрь 2023 | Новости общества
Вопрос о приоритете, применительно к форме и содержанию, столь же нелеп, как спор о старшинстве между курицей и яйцом. Конца спору не предвидится, но кое-какие промежуточные итоги сделать можно. Начнем с того, что любые теоретические построения на заданную тему, доведенные до конца, упрутся в философский тупик. Умствование же, ставящее целью не постижение истины, но лишь процесс приближения к ней, бесчестно.
Единственной сферой человеческого опыта, в которой конфликт между формой и содержанием сохраняет свою злободневность, является история. И в бытовом понимании — повседневной чреды проживаемых событий — и в значении научной дисциплины. Ведь прелесть истории не в том, что она позволяет улизнуть из неприглядного настоящего в увлекательное минувшее. Ровно наоборот. Знание истории — единственный способ избежать малоэффективного «обучения на собственных ошибках». Но учиться можно лишь у того, что завершило свой жизненный цикл. Самое совершенное человеческое тело не является образцом идеальных пропорций — только статуя. Живому телу можно подражать или завидовать, можно им восхищаться, можно любить — рано или поздно оно все одно покинет воображаемый пьедестал. Так что чем отдаленнее исторический период — тем актуальнее уроки, из него извлекаемые.
Ровно поэтому для любого разумного человека диковато будут выглядеть гадания политологов о выборе модели экономического и социального обустройства возлюбленного Отечества. Американская, европейская, китайская? Но ведь все это живые организмы. Научиться у них нельзя — можно лишь подражать. А подражанием успеха не добьешься. В лучшем случае ввяжешься в изнурительное и бесплодное состязание, в худшем — утратишь собственную идентичность. Если бы власть имущие перестали ревниво коситься на то, как ловко все устроено у соседей, а обратились к опыту завершивших жизненный цикл культурно-исторических моделей — мир стал бы чуточку гуманнее. Мешает неприличная малость — как людям, дорвавшимся до власти, непереносимо осознавать неизбежность ухода, так и государствам в пору расцвета не дано предвидеть свое дряхление и упадок.
Вместо того чтобы ориентироваться на существующие модели экономики, не худо бы приглядеться к самым истокам рыночных отношений — опыту Генуи, Венеции и других городов-государств средневековой Италии. Именно средневековой — ибо живем мы в эпоху нового Средневековья, и на пришествие Ренессанса надеются немногие чистые духом.
Итак, 5 августа 1284 года генуэзские галеры наголову разгромили пизанцев у острова Мелория. Хотя командовал флотом адмирал Бенедетто Заккария, историки традиционно связывают одержанную победу с именами Оберто Дориа и Коррадо Спинолы. В этом нет ни фальсификации, ни исторической несправедливости. Просто случаи, когда глава государства командовал сражением не из безопасного места, а лично принимал в нем участие, уже сходили «на нет». Тут мы поневоле касаемся зыбкого вопроса о государственном устройстве Генуэзской Республики.
Первичную форму правления в Генуе можно поименовать олигархией. Власть находилась в руках «четырех семейств» : Дориа, Фиески, Гримальди и Спинола. Впрочем, олигархи того времени имели мало общего с нынешними «сильными мира сего» — соревнуясь друг с другом, каждый направлял собственные ресурсы на благо государства (строительство, вооружение, развитие торговли). Переставая делать это, представитель «элиты» утрачивал уважение сограждан — что было равносильно политической смерти. Но конкуренция патрицианских родов вовсе не была безусловным благом. Интриги, заговоры и смертоубийства следовали одно за другим. Симпатии народа покупались, а продажная любовь постоянной не бывает. Дело дошло до того, что — дабы никому не было обидно — на смену правлению коллегии консулов пришел институт подестата.
Подеста — это приглашенный со стороны (обязательно из другого города) правитель. Как Рюрик с варягами в Новгороде, или «эффективный менеджер» — в злополучной российской глубинке. Большую часть сил он тратит на то, чтобы нобили не перегрызли друг другу глотки. Ну и, подобно упомянутому Рюрику, гастролер сам не прочь стать основателем новой династии. Когда терпение народа иссякло, в результате восстания 1257 года власть перешла в руки так называемых «Капитанов народа» (Capitano del Popolo). Закончилось всё тем, что в 1270 году избираемые «Капитаны» — Оберто Дориа и Оберто Спинола — на два десятилетия установили подлинную диктатуру. Система дуумвирата — власти двоих — известна с древности. В Генуе она походила не на правление ежегодно переизбиравшихся консулов Рима — скорее, на бессрочный отечественный «тандем». На практике было еще сложнее, ибо рядом с первым «соправителем» маячила тень его брата, адмирала Ламба Дориа — одного из лучших флотоводцев за всю историю Генуи. Рядом со вторым — его сына, отличившегося в битве при Мелории адмирала Коррадо Спинола. Народу же бросили кость в виде призрачной должности Abate del Popolo — «Аббата народа», представлявшего интересы пополанов. Что-то вроде современного омбудсмена. Но что может Аббат против Капитана?
Тем не менее — аргумент в копилку сторонников «твердой руки» — именно в эпоху этого средневекового тандема Генуя достигла наиболее впечатляющих успехов во внешней политике. 8 сентября 1298 года в сражении при Курцоле генуэзский флот под командованием Ламба Дориа наголову разбил превосходящую по численности венецианскую эскадру. 65 кораблей пошло ко дну, а 18 судов стали трофеями. В плен сдались около семи тысяч венецианских моряков — в том числе знаменитый путешественник Марко Поло, надиктовавший в генуэзской тюрьме свою книгу. В плен попал и командующий эскадрой противника — адмирал Андреа Дондоло, сын Венецианского Дожа. Не в силах перенести позора, он при транспортировке в Геную покончил с собой, разбив голову о деревянный борт галеры.
На несколько десятилетий Генуя становится главной морской, военной и торговой силой на Средиземноморье. Чтобы представить масштабы ее могущества, приведу малоизвестный факт. Долгое время корабли Британии — будущей владычицы морей — платили генуэзцам за право использовать их флаг, крест Святого Георгия, на своих кораблях. Чтобы обеспечить себе неприкосновенность. Строго говоря, и нынешний флаг Соединенного Королевства является сочетанием прямого генуэзского креста с косыми крестами Святого Андрея, покровителя Шотландии, и Святого Патрика — патрона Ирландии.
Спустя всего сорок лет в результате восстания 1339 года диктатуре олигархов пришел конец. Генуэзцы взяли за образец систему государственного устройства своей извечной соперницы, Венеции. Был введен институт выборных Дожей, опиравшихся на Совет Старейшин. Формально они избирались пожизненно, на деле же лишь первый из Дожей, Симоне Бокканегра, находился у кормила власти на протяжении целых восьми лет. В дальнейшем сроки правления стремительно сокращались, доходя до нескольких месяцев, а то и дней. Корни этой политической чехарды следует искать в предшествующей диктатуре. Позаимствовав у венецианцев их — вполне эффективную — систему управления, генуэзцы не озаботились созданием институций контроля. Тем, что в современной политике именуется «системой сдержек и противовесов». В итоге дело дошло до того, что спасение от борьбы за власть горожане стали искать в оккупационных войсках: французских губернаторах, миланских архиепископах и даже монферратских маркизах.
Но пора, наконец, завести речь и о генуэзском Дворце Дожей — Palazzo Ducale. Резиденция власти может поведать о своих обитателях многое. По сравнению с символичностью Дворца Дожей в Венеции, современники видели в нем воплощение едва ли не идеального государственного устройства. В Генуе Дворец Дожей совершенно иной. Гигантское поместье, привольно раскинувшееся в сердце города. На тот момент, вероятно, самая масштабная государственная резиденция Европы. И все же, при несомненной красоте генуэзского Palazzo Ducale, после знакомства с ним трудно избавиться от послевкусия какой-то случайности, необязательности.
Изначально дворец задумывался как Palazzo Pubblico — резиденция тех самых «Капитанов народа». Строительство началось сразу после морской победы над Пизой. Городские власти — союз семейств Дория и Спинола — объединили собственные расположенные по соседству резиденции в квартале между храмами Сан-Маттео и Сан-Лоренцо. Архитектура Palazzo Ducale принципиально асимметрична. Но какая-то общая гармония во всем этом есть. Как имеется несомненная гармония во внешне беспорядочном копошении муравейника.
Дворец неоднократно перестраивался. Среди зодчих, участвовавших в его создании — такой признанный мастер, как Андреа Чересола по прозвищу «Ванноне». Но самое радикальное изменение во внешний облик Palazzo Ducale внес тессинский архитектор Симон Кантони, восстанавливавший здание после пожара 1777 года. Он устроил с противоположной стороны новый неоклассический фасад. Теперь дворец выходит и на пьяцца Джакомо Маттеотти, и на главную площадь Генуи — пьяцца Феррари. Получается, что наш разговор о соотношении формы и содержания был отнюдь не лишним.
С незапамятных времен покровителем Генуи считался двуликий Янус — древнеримский бог входов и выходов, начала и конца. Резиденции генуэзских властителей потребовалось полтысячелетия, чтобы явить миру истинное лицо. Точнее — признать факт собственной двуликости. Олигархии, прикидывающейся демократией — и демократии, чреватой самой изощренной тиранией. Формы, способной подменить собой содержание — и содержания, стремящегося подмять под себя форму.
В 1992 году, к празднованию 500-летия открытия Колумбом Америки, дворец был заново отреставрирован. Это была самая масштабная реставрация в новейшей истории Европы. Теперь здесь Palazzo della Cultura, в котором устраиваются грандиозные выставки, проводятся массовые мероприятия под вывесками знаменитых брендов и даже саммиты глав государств. С точки зрения туриста — все на высшем уровне. И замечательные фрески Джузеппе Изола в зале Большого Совета, и восхитительные росписи Доменико Фиазелла и Джованни Баттиста Карлоне в часовне Дожей.
Венецианский Palazzo Ducale похваляется камерой, из которой совершил знаменитый побег Казанова — генуэзцы могут ответить узилищем, где томился (и, по легенде, заключил свой договор с Дьяволом) великий Паганини.
Помимо архитектурной, между двумя Дворцами Дожей — Венецианским и Генуэзским — существует и трудноуловимая метафизическая разница. Венеция — символ стойкости, победы формы. Она привыкла сопротивляться внешнему воздействию — будь то стихия или чужеземная агрессия. Венеция обрела окончательную форму гораздо раньше Генуи, и дольше ее сопротивлялась любому вторжению извне.
Генуя древнее. В ней меньше славы, зато куда больше практицизма. Она многократно демонстрировала поразительную живучесть, приспосабливаясь к любым обстоятельствам. Современная модель мироустройства, внешне в большей степени опирающаяся на принципы Венецианской Республики, на практике сплошь и рядом оборачивается генуэзской двуликостью. Венеция обладает совершенством статуи. Ею невозможно не восхищаться. Генуя до сих пор остается живой. И, кажется, ее просто нельзя не любить.
© For-PR.ru. Сервис быстрой публикации пресс-релизов
Обновляется через систему PIAR.IM